https://oko-planet.su/politik/politiklist/651876-stanut-li-afroamerikancy-otdelnoj-naciej.html

Станут ли афроамериканцы отдельной нацией(;-)))

19 июня американцы отмечают День освобождения рабов – когда летом 1865 года федеральные войска обеспечили свободу негритянских невольников в Техасе, одном из самых отдаленных южных штатов. Но несмотря на размах отмечаемого в Америке праздника, у сообщества чернокожих до сих пор много претензий к государству – расизм так и не изжит, интеграции в общество не произошло и полтора столетия спустя

Реальность все еще напоминает о бывшем рабском статусе. Почему так получилось?

Итак, День освобождения рабов растет из события 1865 года. Не 1862-го и 1863-го, когда прозвучала Прокламация об освобождении, а именно 1865-го. Одно дело о чем-то громко заявить, и совсем другое – добиться исполнения. Южные армии к моменту объявления Линкольном об освобождении все еще были достаточно сильны, а граждане Конфедерации храбро сражались за свою собственность. Их сопротивление еще только предстояло сломить подавляющей численностью и куда более могущественной экономикой.

Поэтому праздником освобождения негритянских рабов стало событие, связанное не с декларированием, а с реализацией этого принципа. За свободу всегда надо сражаться, она не дается бесплатно. Этот принцип социал-дарвинистской реальности исправно работал в истории всех великих народов.

Негритянские рабы получили свою свободу после длительной напряженной войны, самой масштабной на американских континентах и одной из самых крупных войн XIX века в принципе. Только вот сражались в этой войне в большинстве не жаждущие свободы негры, а вполне себе белые люди. Конечно, чернокожих сложно за это судить – в конце концов, чтобы отправиться в сражение, надо сначала сбежать из рабства. Но мы не судьи – потому что понять причинно-следственные связи гораздо важнее, чем выдать морально-этическую оценку.

Гражданская война в США началась по множеству самых разнообразных и по большей части экономических причин. Вопрос о свободе негров занимал среди них далеко не первое место – хотя и был важным доводом в ведущихся в довоенный период спорах. В первую половину войны свобода рабов не интересовала подавляющее большинство солдат и офицеров – северян. Отношение стало незаметно меняться, лишь когда стало понятно, что быстро Юг не победить и возможные восстания рабов в тылу противника могут стать серьезным подспорьем в боевых действиях.

Но даже среди тех, кто воспринимал этот вопрос как основное руководство к действию, чернокожих было меньшинство.

Перед войной на Севере США было немало (хотя в процентах, конечно, меньшинство) аболиционистов – идейных сторонников равенства человеческих прав. Как правило, все это было замешано на децентрализации протестантизма и возможности кому угодно самостоятельно толковать Писание. Логика была проста – Господь создал всех людей равными друг другу, а значит, рабство априори аморально.

Как видно, эти люди исходили не из любви к неграм, а из специфического выверта белой, европейской, культуры. Даже когда люди вроде Джона Брауна, пытавшегося поднять восстание рабов на Юге, шли на верную смерть, когда они легко, безжалостно лишали жизни пойманных и связанных фермеров просто за то, что те собирались голосовать за «южного» кандидата, они делали это из своих, «белых», установок.

Освобожденные же ими негры возвышенность этой мотивации толком не понимали. Конечно, требовать такого понимания от людей, поколениями живущих в рабстве, глупо – но мир и история предельно циничны и жестоки, и никому не делают скидок на невезение. Так и в случае с американскими неграми – эта неспособность освободителей и освобожденных по-настоящему понять друг друга на деле лишь заморозила расовую конфронтацию.

Ни нации, ни интеграции

После Гражданской войны американские чернокожие получили свободу. С тех пор прошло полторы сотни лет, но у не обязанных никому негров до сих пор множество претензий к обществу и государству. Основной мотив один: и на Севере-то долгое время даже после освобождения за людей не считали, а на Юге – тем более. Власть штатов на местах слишком могущественна, чтобы даже сильный президент мог что-то быстро изменить. Поэтому унизительные вещи вроде отдельных сидений для чернокожих в транспорте в южных штатах прожили аж до 60-х годов XX века.

Потом одновременно случилось много всего – психологическая надорванность американского общества во Вьетнамской войне, культурное наступление хиппи, политические скандалы, негритянское движение за гражданские права и активизация радикалов вроде «Черных пантер». Расистский консерватизм Юга не выдержал этого сочетания факторов, и в итоге был подавлен. Победители, как это всегда и бывает в истории, не стали играть в милосердие.

Истории с BLM и расовые негритянские бунты, время от времени вспыхивавшие в Америке на протяжении нескольких последних столетий, ярко показывают – частью американской политической нации чернокожие то ли не могут, то ли не хотят становиться.

При этом причины тут явно не экономические. Америка, при всех ее проблемах с распределением богатств, все равно одна из самых богатых стран мира, и возможностей жить на пособия там немало. Тем более, что бунтующие, хоть и занимаются «лутингом», то есть банальным мародерством – практически никогда не поднимают чисто экономических лозунгов. Не звучит там лозунг «дайте нам работу». Зато про расизм и несправедливое отношение – навалом. То есть речь идет о том, что негры хотели бы ощущать себя отдельной, требующей особого – но только в «другую сторону» – отношения, группой людей. Может быть, даже нацией.

А вместо этого они застряли между интеграцией в общество, которой не происходит, и стремлением к сепарации и самостоятельности. С первым, допустим, все ясно – ну не хотят они иметь ничего общего с белыми, которые еще полторы сотни лет назад их хлыстом погоняли. Допустим. Но почему не сепарируются во что-то более сплоченное и серьезное?

Чтобы стать чем-то политически единым, группе людей нужна не только общая история, язык, цвет кожи. Все это, если очень надо, потом доработается за счет национальных мифов – плевать, что они не совсем правдивые, ведь истинную силу они обретают не за истину, а за то, что в них верят. Прежде всего, этой группе людей нужна совместно пролитая кровь. Именно так, как это ни печально осознавать гуманистам внутри нас, в истории все и происходит.

Как ни парадоксально, окончательной «точкой сборки» белых американцев стала та самая Гражданская война, давшая свободу неграм. Русские становились все ближе и понятнее друг другу, обзаведясь малоприятным, но объединяющим опытом двух отечественных войн. А американские негры никогда не воевали – даже после того, как их стали массово призывать в войска. Вьетнам все-таки сложно считать «черной» войной.

Сегодня движение BLM стоит на распутье – удовлетвориться ли новыми пособиями, возможностью исповедовать свой черный расизм, лишать работы других за малейшее проявление расизма белого. Или же обострить конфликт до предела, сбросить все маски и оставшиеся улыбки – и перевести дело в «или ты, или я». В старую добрую и бескомпромиссную борьбу за место под солнцем. Именно от этого и зависит, станут ли американские чернокожие полноценной нацией с полноценной субъектностью, или и дальше будут ситуативным оружием одних белых элит против других – как это и было 150 лет назад во время Гражданской войны.

Тимур Шерзад, ВЗГЛЯД