https://mnenia.zahav.ru/Articles/3553852/%D0%B8%D0%B7%D1%80%D0%B0%D0%B8%D0%BB%D1%8C%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D1%81%D1%83%D0%B4%D0%B5%D0%B1%D0%BD%D0%B0%D1%8F_%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D0%BC%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D1%8F

Израильская судебная аномалия

Право одной власти, основываясь не на законе, а на мировоззрении, вмешиваться в дела другой власти, является чем угодно, только не демократией.

Габи Вольфсон

25.01.2023

Источник:Блог Габи Вольфсона

Несколько человек попросили меня изложить свою позицию по юридической реформе. Наверное действительно, пришла пора выстроить все в какую-то минимально последовательную конструкцию. Попробую коротко.

На протяжении трех десятилетий юридическая система Израиля была, по сути, высшим органом власти в стране. Объявив, что все подсудно и сделав аксиомой тезис о том, что принятие Основных законов - это основание для судебного вмешательства в решения законодательной и исполнительной власти, власть судебная, по сути, поставила себя не только над политиками, но и над законом. Нет в израильском законодательстве ни одного параграфа или подпараграфа, где говорится о том, что Верховный суд имеет право отменить законы, принятые Кнессетом, или решения, принятые правительством. Судьи отменяли законы и решения на основе СВОЕЙ ТРАКТОВКИ очень абстрактных текстов Основных законов. Иными словами, на основе своего мировоззрения.

С моей точки зрения, не имеет никакого значения, сколько законов или решений отменил суд. Сам факт наличия права одной власти без каких-либо полномочий или ограничений, основываясь не на законе, а на мировоззрении, вмешиваться в дела другой власти является чем угодно только не демократией. Противники реформы, которые говорят сегодня о том, что она уничтожает систему сдержек и противовесов, очень уютно жили в ситуации, когда этих сдержек и противовесов не было, но в правильную с их точки зрения сторону.

Эта аномальная ситуация сохранялась на протяжении почти тридцати лет, и любая попытка по крайней мере поднять этот вопрос на повестку дня, воспринимался системой в штыки. Тех, кто осмеливался усомниться в идеальности этой ситуации, обвиняли в посягательстве на основы демократии, министрам юстиции, которых система боялась, иногда спешно заводили уголовные дела (например, Яаков Неэман), а если уж совсем ничего нельзя было найти, то устраивали обструкцию (Даниэль Фридман, Айелет Шакед). Эхуд Ольмерт до сих пор убежден, что одним из факторов, которые привели к утрате им власти, была поддержка реформ Даниэля Фридмана. Кстати, надо отдать должное Авигдору Либерману, он еще в 1999 году, создавая партию НДИ, говорил о необходимости создания Конституционного суда, определении полномочий судебной системы и так далее. Сегодня из-за политической ситуации он реформу не поддерживает, но убежден, что согласен с ее основными принципами.

Биньямин Нетаниягу всегда был противником реформы. По меньшей мере дважды он говорил мне и в моем присутствии о том, что возражает против закона о преодолении вето БАГАЦа ("пискат итгабрут"). Об отношении Нетаниягу к юридической системе говорят люди, знакомые с ним гораздо лучше меня. И сторонники, и противники премьера.

Могут быть три причины изменения его позиции.

1. Желание отомстить системе. "Я за вас на амбразуру, а вы меня за сигары в каталажку".
2. Намерение использовать реформу для того, чтобы вывернуться из рук суда.
3. Отсутствие политической альтернативы.

Концепция "только не Биби" преуспела настолько, что у Нетаниягу не осталось потенциальных партнеров по коалиции кроме тех, с кем он ее создал 29 декабря. А партнеры эти и, разумеется, Ярив Левин являются идеологами реформы. Левина можно обвинить в чем угодно кроме непоследовательности. В 2010 году я слышал его лекцию о реформах судебной системы. Те, кто знакомы с ним со студенческой скамьи говорят о том, что уже тогда формировалось его мировоззрение. Он идеолог, который сейчас получил возможность свою идеологию реализовать. И он отлично понимает, что второй такой возможности не будет.

Какими бы ни были мотивы Нетаниягу, они безусловно бросают определенную тень, на весь процесс реформ. Но не могут быть причиной того, чтобы сохранять ситуацию, в которой неограниченной властью обладают люди, которых никто никуда не выбирал.

Создание нынешнего правительства, при всей технической случайности получения блоком Нетаниягу 64 мандатов, отражает изменения в израильском обществе. Оно стало более консервативным, более традиционалистским, более еврейским и менее израильским. Кому-то это нравится, кому-то нет. Это так. И на эту почву бросил зерна реформы Ярив Левин

Его реформа - это все, о чем можно было мечтать, как о начале переговоров с позиции силы. Ее окончательный вид должен быть другим. Не очень, но другим.  

Два примера. Закон о преодолении вето БАГАЦа не может давать право 61 депутату переголосовать любой закон отмененный БАГАЦем. В таком случае просто не нужен БАГАЦ. В той же степени, бессмысленным является принятие закона о том, что 70-80 депутатов могут переголосовывать отмененный закон. 64-65 с участием одного депутата от оппозиции - выглядят здравым большинством. То же самое по поводу отмены законов. Нет смысла наделять суд правом отменять законы, если для этого требуются 12 из 15 судей. Состав Верховного суда сегодня достаточного неоднороден, и такого большинства не собрать никогда. Должно быть заметное, но логичное большинство. 8 из 13, например. Цифры могут меняться. Должна быть дифференциация и того, какие законы, какие решения, каким большинством суд отменяет.

Второй пример - состав комиссии по выбору судей. Нет ничего ужасного в том, что политики будут иметь большинство в этой комиссии. Но там не должно быть автоматического большинства у представителей коалиции и "представителей общественности, назначенных министром юстиции". Там должно быть достаточное представительство оппозиции (сегодня это одна оппозиция, завтра другая), которая вынуждала бы к балансу. Но в целом, идея избрания судей Верховного суда политиками, не превратит Израиль в Россию или в Турцию. Возможно лишь подтолкнет к необходимым реформам системы политической.

Нынешние предложения Левина - отправная точка переговоров, по крайней мере, должна быть таковой. Пребывая в шоке от предложенной реформы, система в ужасе заговорила о необходимости диалога. Того самого диалога, который отказывалась вести три десятилетия. Однако, готовность к этому самому диалогу растаяла, как только противникам реформы удалось вывести на улицы десятки тысяч человек, а коалиция дала слабину. Разговоры о том, что "реформа не будет утверждена как единое целое" и о том, что "все можно обсуждать, были восприняты противниками реформы как естественный результат давления улицы и истеричной кампании делегитимации, развернутой в СМИ. И все покатилось обратно. Сегодня противники реформы говорят о том, что не намерены давать ей легитимацию путем обсуждения деталей. Они повели войну на полное растаптывание реформы. Если Левин хочет провести реформу (хотя бы ее часть), если Нетаниягу готов дать ему "зеленый свет", необходима постоянная достоверная угроза того, что реформа будет утверждена as is. Тогда появится шанс, призрачный, но шанс договориться в самый последний момент. Перед третьим чтением и ни одной секундой раньше.

Но сейчас до этого невероятно далеко. В настоящий момент ситуация выглядит как неизбежное лобовое столкновение, крайняя конфронтация. Как можно без вспышки насилия убрать с улиц манифестантов, которым рассказали, что они сражаются за спасение демократии, и как можно остановить тех, кто продвигает реформу без обвала правительства, знает только Бог. Или Ицхак Герцог.